Шествие голубых кросавчегов

18-07-2006
20:32

    Боясь прослыть ретроградом, избегал вообще говорить на эту тему. Но прочитал, как греки после выступления россиянина Димы Билана приветствовали его лучезарными улыбками и радостными возгласами «педераст! педераст!», чем сам Билан, говорят, был сильно озадачен. Разгадка наступила быстро: сие словцо обозначает по-гречески не более, чем «красавчик». Ну, «кросавчег» — по-модному.

    А еще я вспомнил, что Мыкола Вересень, очень часто сетовавший, что «пидерасы достали», как-то вынужден был отвечать, почему же он так плохо относится к сексуальным меньшинствам. Ответ был великолепен: «К меньшинствам я никак не отношусь, мне нет до них никакого дела, я не люблю именно ПИДЕРАСОВ!». Не уверен, что спрашивающий понял тогда разницу, хотя она очевидна, и в ней ключ если не к решению, то к постановке проблемы.

    Странное дело: кого ни спроси, все «их» не то чтобы недолюбливают, но как-то нервно помалкивают. Такое впечатление, будто украинское общество застали врасплох, как городские наперсточники — сельского дядьку на базаре. Веселые, азартные, суетятся так ловко, уважительно... Дядька и чувствует интуитивно, что спектакль, а сказать ничего не может. Слов печатных по этому поводу традиционная культура не придумала. А непечатные вслух произносить — вроде как дураком себя выставить, в карман же прямо к тебе никто не лезет.

    Впервые я испытал подобное ощущение в Сан-Франциско, куда нелегкая занесла меня случайно лет пятнадцать назад. Красивейшее место, итальянские кондитеры ранним утром «на шару» выставляют за порог непроданную вчерашнюю выпечку, вода в фонтанах достаточно питьевая. Очень либеральные законы штата. В общем, бывшая столица хиппи. Я понял, что бывшая, когда оказался на перекрестке Хайт-Ашбери и попытался позаигрывать со стайкой девиц. Девицы оказались лесби. Я посетовал на это каким-то двум волосатым пацанам, которые мне не очень искренне посочувствовали, потому как оказались гомосексуалами. Потом вся эта мизансцена во Фриско у меня разыгрывалась снова и снова, как в фильме «День сурка», с той только разницей, что по одну сторону залива, в Беркли, было больше небритых во всех местах лесбиянок, а по другую — наоборот. Наконец, со стойким ощущением собственной неполноценности и несоответствия данному месту я быстренько взял билет на автобус и, пока «Грейхаунд» вез меня на скучный американский север, размышлял о том, как же на американских югах люди вообще размножаются? За счет приезжих, что ли?

    Когда пару лет назад социальная реклама в Украине поощряла украинцев заниматься любовью, потому что нас уже 48 миллионов, а не 50, я вспомнил свои старые американские рефлексии. Как-то исподволь, не мытьем — так катаньем, тема однополых отношений пришла в украинское общественное мнение и начала в этом мнении гнездиться. Сначала это были разговоры о сексе. А поскольку всем хотелось доказать, что вопреки «совку» секс у нас все же есть, да не какой-нибудь патриархальный, а самый что ни есть современный, тема шла на «ура». Потом нас стыдили информацией о том, что права человека в Украине надобно приводить в соответствие со стандартами Амстердама и Беркли, а кто, пра-ацивный, против — тот враг свободы и демократии. Потом гуру гламура стали намекать, что это неотьемлемая часть продвинутой моды, а гетеросексуалы, не плачущие на фильмах Франсуа Озона, вот-вот будут обьявлены темными лохами. Но поскольку контраргументы наших попов и патриотов в большинстве своем по этому вопросу отдавали и отдают тяжким духом Средневековья, то прямо солидаризоваться с ними тоже было как-то неудобно. Двадцать первый век все-таки. Такая вот история. Извините, что без картинок.

    И не надо напоминать о генетической предрасположенности, Оскаре Уайльде и Чайковском, «Queen», Земфире и Фриде. И про фашистов с коммунистами не надо. Не надо мантру «подавляемая обществом сексуальность приводит к гомофобии». Дело действительно не в том, кто какой секс предпочитает, — моя свобода заканчивается там, где начинается чужой нос. Или другая часть тела. А дело в том, что, похоже, это правило свободы в украинском социуме стремительно утрачивает обратную силу.

    Почему? Прежде всего, «голубизна» — это бизнес, формирование особого потребительского сегмента, его легализация и неуклонное расширение сферы услуг для него. Например, для засомневавшихся в ориентации был придуман промежуточный термин «метросексуализм», с гомосексуальной эстетикой, но без необходимости подтверждать это через секс.

    Шоу-бизнес борется за возможность развиваться не в сторону улучшения вокала, инструменталки, актерского мастерства, а в сторону демонстративного и агрессивного унисекса — гораздо дешевле, а зрительский интерес все равно возбуждает, по логике частушки «Мимо тещина окошка я без шуток не хожу».

    И еще. В украинском обществе есть к этому предрасположенность. Не будь ее — были бы пусть не фундаменталистами, но хотя бы на поляков в этом похожими, и не было бы стыдливо-игривого умолчания в ответ на победное шествие гомосексуальной субкультуры. (Кстати, даже Буш опомнился, собрался запрещать однополые браки — ведь эдак скоро гетеросексуалам в президенты США нечего будет и пробовать баллотироваться).

    А нашим вождям не до этого. Есть более важные темы. Газ, коалиция, язык, НАТО… При чем тут интим? Да оглянитесь вокруг! Давно это уже никакой не интим. Довольно слаженная система взглядов, общественных отношений, бизнеса, гигиены и т.п. Не хватает только публичного представительства в ветвях власти — и легалайзинг попрет полным ходом. Возможно, таков естественный ход развития общества, а уж развитие или деградация — вскрытие покажет.

    И без того аморфная система социальных ценностей, отсутствие четких духовных маркеров в культуре, лицемерная религиозность плюс сентиментальность делают украинский социум, говоря языком микробиологии, очень удобным «агар-агаром» для посевов этой субкультуры. Пока она существует в непубличных, недемонстративных рамках — это обычное проявление человеческой природы. Социальное поведение публичных людей в большинстве своем беспринципно, а если принципы есть, то они отстаиваются лишь в рамках клановой или корпоративной морали. Существующий общественный строй не задает никаких нормативных рамок поведения. О них говорят с высоких трибун, но редкий говорящий подтверждает это личным примером. Гендерная мораль, на которой строилась цивилизация, четко разделяла интим и менеджмент, куртуазию и войну, женское и мужское. Либерализм и демократия в украинском понимании — это принятие всего и вся таким, как оно есть.

    Наверное, я мракобес, сексист и гомофоб, потому что я «их» тоже не люблю. В смысле — сторонюсь. Но сторониться становится все неудобнее ввиду все большей толчеи «нетрадиционщиков». Как-то неудобно было об этом говорить. Вроде как, если ты озадачен какой-то проблемой, то часть ее — это ты сам, твое отношение. Как психолог, я это понимаю. Тем более, женщины гораздо терпимее относятся к «голубым». Одна моя коллега-москвичка, работавшая на «телефоне доверия» и дико устававшая после общения со всевозможными психами, дружила исключительно с «голубыми» и говорила: и на тело посягать не будут, и белье с косметикой можно пообсуждать от души.

    Вот с этими мыслями я жил после Сан-Франциско, ни с кем не делясь сомнениями по поводу их политкорректности. Потом стало как-то тревожно за детей. Но призрак оголтелого либерализма, который уже вовсю наслонялся по Западной Европе и теперь по-хозяйски обосновывается у нас, в Украине, строго грозил мне костлявым пальцем: ты что, мол, против прав человека? Зря, что ли, диссиденты в лагерях сидели?

     Проблема — не в специфике сексуальных практик, а в том, что на полупустое место общественной морали приходит не антиобщественная мораль, а целое новое сообщество со своей собственной моралью. Эта мораль кросавчегов влияет на политику, культуру, искусство, вовсю диктует свои правила. Может, она и вытеснит ретроградов, как случилось почти повсеместно в Европе, не говоря уж о США. Пока же существует все более явственный конфликт в сфере коммуникации. Я в этом конфликте чертовски примитивен. Я лично не могу о чем-либо договориться с мужчиной, который в избытке обладает женскими чертами характера, и с очень мужественной женщиной. Потому что не увлечет кокетство первого и вызовет лишь сожаление напористость второй. Это если в приватном общении. Развернусь и уйду. А если эти люди обладают властью, деньгами, широким доступом к СМИ, кругом подхалимов, поощряющих их поведение, — куда скрыться от них? И почему, собственно говоря, нужно скрываться? Что, уже пора? Так кто же теперь меньшинство?


Олег Покальчук
журнал "Публичные люди"